— Je voulais convertir. [Я хотел переубедить (фр.).] Конечно, смейтесь. Cette pauvre тетя, elle entendra de belles choses! [А эта
бедная тетя, хорошенькие вещи она услышит! (фр.)] О друг мой, поверите ли, что я давеча ощутил себя патриотом! Впрочем, я всегда сознавал себя русским… да настоящий русский и не может быть иначе, как мы с вами. Il у a là dedans quelque chose d’aveugle et de louche. [Тут скрывается что-то слепое и подозрительное (фр.).]
Неточные совпадения
Cette pauvre [Эта
бедная (фр.).]
тетя, правда, всех деспотирует… а тут и губернаторша, и непочтительность общества, и «непочтительность» Кармазинова; а тут вдруг эта мысль о помешательстве, се Lipoutine, ce que je ne comprends pas, [этот Липутин, всё то, чего я не понимаю (фр.).] и-и, говорят, голову уксусом обмочила, а тут и мы с вами, с нашими жалобами и с нашими письмами…
—
Тетя,
тетя? Возьмите и меня с собой к вам! — раздался голос Лизаветы Николаевны. Замечу, что Лизавета Николаевна прибыла к
обедне вместе с губернаторшей, а Прасковья Ивановна, по предписанию доктора, поехала тем временем покататься в карете, а для развлечения увезла с собой и Маврикия Николаевича. Лиза вдруг оставила губернаторшу и подскочила к Варваре Петровне.
— Сусанна с
тетей у
обедни, — проговорила Муза, опять-таки более занятая своей музыкальной фантазией, чем вопросами Егора Егорыча.
Надя (со слезами, но сдерживая их). Ничего вы не знаете, вот! И
бедные богатым не родня… Моя мама была
бедная, хорошая… Вы не понимаете
бедных!.. Вы вот даже
тетю Таню не понимаете…
Я позволил себе уклониться от повествования, так как вчерашний Машин поступок бросил меня к воспоминаниям о детстве. Матери я не помню, но у меня была
тетя Анфиса, которая всегда крестила меня на ночь. Она была молчаливая старая дева, с прыщами на лице, и очень стыдилась, когда отец шутил с ней о женихах. Я был еще маленький, лет одиннадцати, когда она удавилась в маленьком сарайчике, где у нас складывали уголья. Отцу она потом все представлялась, и этот веселый атеист заказывал
обедни и панихиды.
Тоня. Мы были у
тети, шили
бедным.
Тетя сделала траур двум младшим детям и сама надела черное платье, — отстояла на коленях заупокойную
обедню, и панихиду, и еще ряд других панихид, но утоления не было: покой к ней не приходил.
Нежную, добрую, чудесную
тетю Лелю,
бедную, горбатенькую мою…
— Вы о ком это, дети? О Павле Артемьевне? — осведомилась, незаметно подходя к разговаривающим,
тетя Леля. — Плохо ей, бедняжке! На теплые воды доктора ее посылают. Жаль ее,
бедную… — прошептала горбунья, и лучистые глаза Елены Дмитриевны подернулись туманом.
Милица вместе с
тетей Родайкой, отстояв
обедню и молебен в соборе, вышла на церковную паперть в тесных рядах толпы. Её глаза всегда задумчивые, с затаенной в них грустью, сейчас светились радостными огнями, вызванными всеобщим подъемом и воодушевлением. Её губы улыбались. Рука, крепко прижимавшая к себе руку
тети Родайки, заметно дрожала.
— Нет, Юлико, — чуть не плача, вскричала я, — ты больше не будешь моим пажом, ты брат мой. Милый брат! я так часто была несправедлива к тебе… Прости мне, я буду любить тебя… буду любить больше Барбале, больше дедушки,
тети Бэллы… Ты будешь первым после папы… Живи только,
бедный, маленький, одинокий Юлико!
Всегда она была в хлопотах. Всегда у нее было какое-нибудь ужасно
бедное семейство, которое нужно было накормить, ужасно несчастный человек, которого нужно было пристроить. Она обходила знакомых, собирала деньги, выпрашивала место. Собранные деньги главою несчастного семейства пропивались; несчастный человек, получивший место, оказывался прохвостом или пропойцей. И уже давно никто не верил рекомендациям
тети Анны.
— Ах, милая, — сказала
тетя, — не нужно было так сильно дергать. Теперь
бедная рыбка осталась без губы…